Россия и Беларусь создадут единый рынок газа в 2023 году: Кто выиграет и проиграет от реформы
В то время как цены на газ в Европе подскочили до $800 и более за тысячу куб. м, Беларусь и Россия согласовали на 2022 г. прежний тариф в $128,5. Согласно одобренным 9 сентября союзным программам интеграции, к концу 2023 г. Минском и Москвой будет подписан документ об общих рынках газа и электроэнергии, что должно обеспечить равные условия экономическим субъектам двух стран. Планируется развивать сотрудничество и в атомной энергетике. О возможностях, преимуществах и рисках, которые сулит Беларуси энергетическая интеграция с Россией, «Евразия.Эксперт» поговорил с заместителем руководителя экономического департамента Фонда «Институт энергетики и финансов» Сергеем Кондратьевым.
– Сергей Вадимович, 9 сентября президенты России и Беларуси договорились, что для республики цена на российский природный газ на 2022 г. сохранится на уровне текущего года – $128,5 за 1 тыс. куб. м. При этом на мировых рынках цены на газ бьют все рекорды. О каком уровне экономии Беларуси на газе можно говорить в этой связи?
– Для Беларуси это будет означать, конечно, очень серьезную поддержку экономики, потому что цены на газ были достаточно низкими даже в ценовых условиях прошлого года. Это позволяет сохранить достаточно низкие цены на электроэнергию, или, по крайней мере, не пересматривать серьезно тариф, потому что белорусская тепловая генерация практически полностью использует газ в качестве топлива (то же самое касается и производства тепла). И это будет, конечно же, иметь эффект для некоторых крупных энергоемких экспортных производств, в первую очередь «Гродно Азота». Таким образом, низкие цены позволят косвенно поддержать предприятия, которые оказались под западными санкциями. Например, в соседней Литве агрохимические производства будут покупать газ по цене в 5-6 раз выше, и это очень серьезное конкурентное преимущество.
С другой стороны, мы видели в предыдущие годы, что есть риск консервации неэффективности, потому что белорусская экономика и белорусская экономическая модель в последние годы сфокусировались на получении максимально возможного объема субсидий, преференций со стороны России.
Предприятия пытаются получить какие-то дополнительные субсидии и преференциальные условия, но не очень много уделяют внимания повышению операционной эффективности, каким-то маркетинговым действиям, и тем самым проигрывают конкурентную борьбу на других рынках вне России. Они также постепенно проигрывают борьбу и за российский, и за белорусский рынок, потому что это не рыночный инструмент.
Кроме того, это сокращает горизонт планирования, потому что договоренности достигнуты, фактически, только на следующий год, и мне кажется, что у сторон есть понимание того, что эти цены носят нерыночный характер, если сравнивать с теми ценами, которые платят сейчас за газ соседи Беларуси и даже другие страны ЕАЭС. Это приводит к тому, что планирование от 3-5 летного уровня переходит к однолетнему уровню, что затрудняет внедрение каких-то инновационных решений, запуск новых производств и прочее.
Поэтому, решение неоднозначное. Оно, безусловно, поддерживает белорусскую экономику в моменте, позволяет улучшить показатели платежного баланса и снизать нагрузку на бюджет, но в долгосрочной перспективе очень важно, чтобы белорусские власти попробовали все-таки перейти к политике структурных реформ и заняться повышением эффективности экономики именно за счет запуска новых производств и реформ в тех секторах, где мы сейчас видим серьезные проблемы.
– По словам президента России Владимира Путина, «до 1 декабря 2023 г. будет подписан документ по созданию объединенного рынка газа в рамках Союзного государства». Что это может изменить во взаимоотношениях России и Беларуси?
– Здесь еще очень много сложностей и подводных камней, которые нас ожидают. Создание единого рынка газа подразумевает очень серьезные изменения и для белорусского рынка. Если основываться на комментариях официальных лиц, белорусская сторона сейчас рассматривает создание единого рынка как возможность покупать российский газ по ценам, условно, Смоленской или Псковской областей и все.
Однако на самом деле единый рынок газа означает доступ поставщиков непосредственно к потребителю так, как это происходит сейчас в России, где не только «Газпром» может продавать газ конечным потребителям, но и другие газовые компании и даже трейдерские структуры. В случае с Беларусью это будет означать, что будет необходимо предоставить полноценный доступ к конечному потребителю для российских компаний. Сейчас «Белтопгаз» выступает фактическим монополистом на этом рынке.
Необходимо будет, соответственно, изменить структуру ценообразования, потому что сейчас цена дифференцируется в зависимости, например, от вида деятельности. Так, производители минеральных удобрений или стройматериалов могут покупать газ по меньшим ценам, чем прочие промышленные потребители, чем металлурги или химики. Все эти моменты потребуется исправить просто для того, чтобы у нас был единый рынок. Или Россия должна будет пойти по белорусскому пути и внедрить такую модель, которая есть сейчас в Беларуси.
2023 г. уже очень близко, и даже при полном понимании общей цели, к которой мы идем, простое изменение действующих нормативно-правовых актов и разработка имеющейся нормативной базы может занять больше времени даже у белорусской стороны. Поэтому мне кажется, что перейти к созданию единого рынка нам будет достаточно затруднительно.
Второй момент в том, что у нас есть межгосударственное соглашение в рамках ЕАЭС, которое подразумевает к 2025 г. создание общих рынков энергоресурсов, и здесь тоже необходима будет синхронизация политики с другими странами ЕАЭС – с тем же Казахстаном, Арменией, Киргизией. В этом плане достичь какого-то консенсуса будет довольно сложно, потому что стороны по-разному понимают цели и итоговые результаты того, что должен из себя представлять общий рынок природного газа.
– Каковы выгоды от такого общего рынка?
– Если мы говорим о Беларуси, то, наверное, нам надо говорить о разных участниках рынка. У белорусских компаний может появиться возможность достаточно серьезно снизить платежи за газ, потому что они получат доступ на конкурентный рынок и возможность покупать газ у того же «Новатэка» или «Роснефти» напрямую и получать какие-то дополнительные преференции, которые сейчас в рамках системы «Белтопгаза» недоступны. Это связано, например, с возможностью предоставления скидок или внелимитных объемов газа на поставку. В этом плане крупные белорусские предприятия, особенно экспортоориентированные, могут выиграть.
Если мы говорим про государственные предприятия, которые ориентированы в основном на внутренний рынок (в первую очередь, это электростанции «Белэнерго»), то здесь очень многое будет зависеть от того, как работа по запуску единого рынка газа будет синхронизирована с работой по созданию единого рынка электроэнергии в рамках Союзного государства и ЕАЭС. Понятно, что «Белэнерго» может оказаться в очень тяжелой ситуации, если произойдет какая-то либерализация внутреннего рынка газа, а рынок электроэнергии по-прежнему будет жестко регулируемым.
То же касается рядовых граждан Беларуси, которые сейчас платят достаточно много за природный газ. Они могут получить лучшие условия в первую очередь потому, что российские компании могут быть заинтересованы в поставках на белорусский рынок, так как цены на нем могут быть несколько выше, и маржа, соответственно, несколько больше, чем в западных российских регионах. Но это все равно будут не те уровни, которые есть сейчас.
Кто может потерять в данном случае? Потерять могут государственные монополисты, в первую очередь, тот же «Белтопгаз», и в намного меньшей степени – другие субъекты естественных монополий (условно, газораспределительные организации Минска и областей). В некоторых случаях они могут даже выиграть, если мы увидим увеличение спроса на газ или возможность для подключения новых потребителей.
Если смотреть на это в целом, то мне кажется, что белорусская экономика от создания такого конкурентного и действительно единого рынка газа может выиграть. Если «Белтопгаз» не сможет адаптироваться к новым условиям, тогда здесь будут потери, потому что организации надо будет либо просто уйти с рынка, либо в белорусской традиции обратиться за государственной поддержкой и получать целевые средства для того, чтобы продолжать работу на рынке.
– 9 сентября глава «Росатома» Алексей Лихачев на встрече с премьер-министром Беларуси Романом Головченко заявил о готовности активно заниматься проектами, связанными с «умной» энергетикой, с цифровыми решениями и научными исследованиями по линии академий наук, вплоть до создания исследовательского реактора на территории Беларуси. О каких конкретно проектах может идти речь?
– Речь может идти о разных проектах. В первую очередь, о том, что у Беларуси есть определенный потенциал по подготовке необходимых кадров. Здесь говорим сначала не о подготовке кадров атомного энергопромышленного комплекса (пока это будет ограничено подготовкой персонала для Белорусской АЭС), а о подготовке кадров для общестроительных специальностей. У «Росатома» есть достаточно амбициозная программа по строительству новых энергоблоков за рубежом, и есть, соответственно, запрос на подготовку квалифицированных кадров, которые будут принимать в этом участие.
Второй момент – возможность создания производств, которые могли бы выпускать оборудование общего профиля – ту же строительную арматуру, трубопроводы, которые используются при строительстве атомной станции, и другие виды оборудования. В этом плане Беларусь уже имеет опыт локализации производства для Белорусской АЭС, и этот опыт может быть интересен.
Есть еще третий момент. В последние месяцы белорусские власти неоднократно заявляли о готовности построить еще одну атомную электростанцию. Но, наверное, все-таки это разговор на длительную перспективу, потому что мы видим, что и первая АЭС пока не заработала в полную мощь. В первую очередь необходимо понять, какие финансовые результаты будут у этого проекта, сможет ли он обслуживать выданные на постройку этой электростанции кредиты, и какая будет ситуация на европейском рынке электроэнергии, потому что она тоже меняется достаточно быстро. Поэтому в среднесрочной перспективе речь идет о каких-то совместных проектах, связанных с подготовкой кадров и возможностью организации производств.
Если говорить не про производственную, а про научную тематику, то здесь может быть востребовано создание научной базы (тем более, у Беларуси есть наработки в этом плане), которая занималась бы развитием технологий, связанных, например, с обеззараживанием сельскохозяйственной продукции или методов неразрушающего контроля в ядерной промышленности, развитием ядерной медицины.
Такие технологии на стыке, которые напрямую не затрагивают ядерный энергопромышленный комплекс, но позволяют и создавать новые высокопроизводительные рабочие места, и получать достаточно высокую прибыль от использования атомных технологий, могут быть тоже востребованы как выстраивание цепочки ядерных технологий.
– Что дает Беларуси развитие атомной энергетики? Насколько это дорогостоящее направление, и каковы могут быть источники финансирования российско-белорусских атомных проектов?
– Это очень хороший вопрос, потому что, все-таки, часто мы действуем в парадигме реализации каких-то больших масштабных проектов без обсуждения их финансовой эффективности. Для Беларуси строительство первой атомной электростанции стало большим проектом. С одной стороны, это позволило достаточно серьезно изменить экономику Гродненского региона, создать уже тысячи рабочих мест в новой области и спрос на персонал, на оборудование, на стройматериалы. В целом, можно сказать, перезапустить экономику. Но все-таки проекты в атомной энергетике капиталоемкие, и здесь очень многое зависит от того, есть ли у нас ресурсы для их реализации и какая у нас стоимость капитала.
В случае Беларуси это означает, что приходится брать достаточно большие кредиты под госгарантии, и это кредит, который может быть достаточно тяжело обслуживать. Поэтому для Беларуси решением, которое позволило бы и как-то сэкономить ресурсы, и получить возможность для встраивания в цепочки глобальных поставок «Росатома», было бы налаживание сотрудничества в плане участия в строительстве отдельных объектов, например, в предоставлении услуг по обучению специализированных работников атомной энергетики и смежных секторов.
Беседовала Мария Мамзелькина
Источник: Евразия.Эксперт
Нашли ошибку в тексте - выделите и нажмите ctrl enter