Россия – Китай: Что Си Цзиньпин увез из Москвы
Визит председателя КНР в Москву стал реализацией любимой китайцами формулы «win-win». Итоги переговоров Си Цзиньпина и Владимира Путина можно рассматривать как взаимную символическую победу и расширенную декларацию о благих намерениях. Борьба за то, кто именно извлечет из этих символов большую практическую выгоду, уже началась.
Для России важно четко понимать реальный расклад сил и постараться избежать привычной игры с «нулевой суммой».
Победа на двоих
Снятые во время парада Победы 9 Мая фотографии Путина и сидящего рядом с ним товарища Си, а также марширующих по Красной площади китайских солдат – главный символический итог визита председателя КНР в Москву. Эти кадры – победа для обоих руководителей. Прежде всего, конечно, для Владимира Путина. Присутствие на параде, который бойкотировали США и их союзники, настоящего мирового лидера – важная демонстрация того, что Россия не находится в международной изоляции (при всем уважении к другим гостям они на роль мировых лидеров все же не тянут). Отсюда самое почетное место на трибунах для Си и его супруги Пэн Лиюань, отсюда упоминание в путинской речи о важной роли Китая в войне, а также готовящийся ответный визит на пекинский парад.
Все эти пункты может записать себе в актив и сам Си. Всегда полезно еще раз показать согражданам, что во главе КНР – волевой лидер, который принимает решения без оглядки на Запад. А в условиях набирающей обороты внутрипартийной чистки и неумолимо приближающегося съезда партии в 2017 году полезно вдвойне.
Не менее важно и предстоящее присутствие Владимира Путина в Пекине 3 сентября. Ведь вокруг пекинского парада тоже разворачивается дипломатическая битва – менее явная, чем вокруг московских торжеств, но не менее драматичная. Поскольку парад в Пекине позиционируется как торжество победы над японским милитаризмом, ждать приезда Синдзо Абэ вряд ли стоит. А учитывая чувствительность ситуации для японских союзников и демонстративный напор Пекина в Южно-Китайском море, вопрос об уровне участия будет остро стоять и для США, и для многих стран АСЕАН. Так что заранее оформить историко-символический альянс с популярным в Китае Путиным весьма полезно и для Си.
Сигналы Западу
Появлением на параде Победы символическая часть итогов поездки Си Цзиньпина в Москву не ограничивается. Некоторые из 32 документов, подписанных во время визита, также относятся к области символов. Прежде всего это касается подписанного в Кремле соглашения между «Газпромом» и CNPC об основных условиях поставок газа в КНР по «западному маршруту». Чем этот документ об «основных условиях» отличается от подписанных 10 ноября 2014 года «рамочных соглашений» о поставке газа по «западному маршруту», «Газпром» не раскрывает. Как показывает история с «восточным маршрутом» (газопровод «Сила Сибири» с ресурсной базой в виде Чаяндинского и Ковыктинского месторождений), в промежуток от момента подписания «основных условий» до момента подписания контракта о купле-продаже газа могут уместиться почти четыре года переговоров и любое количество промежуточных документов необязательного характера.
Очевидно, что основная целевая аудитория нового документа – европейские потребители газпромовского газа и, в меньшей степени, зарубежные поставщики газа в КНР. Выступая в Берлине 13 апреля, глава «Газпрома» Алексей Миллер говорил о новой «евразийской стратегии» монополии и призывал ЕС определиться, нужны ли европейскому рынку газа российская ресурсная база и инфраструктура, намекая на возможность развернуть поставки в Китай. Правда, в Евросоюзе эти угрозы воспринимают скептически: Китай в обозримой перспективе не заменит России европейский газовый рынок.
Даже если «западный» и «восточный» маршруты поставок газа в КНР будут построены, их суммарная мощность после 2020 года (и это при очень оптимистичном сценарии) составит 78 млрд кубометров в год – против 146 млрд кубометров, проданных «Газпромом» в Европу и Турцию в 2014 году. И это не говоря о цене: если на «восточном маршруте» цена примерно равна той, что платит Германия (хотя формула цены непрозрачна и может измениться в зависимости от того, нужен ли будет «Газпрому» кредит от КНР на достройку «Силы Сибири»), то на «западном» китайцы пока не готовы платить больше, чем за дешевый туркменский газ (примерно на $150 за тысячу кубометров меньше, чем хочет «Газпром» за газ с месторождений Западной Сибири).
Кстати, не случилось пока прорывов и в других энергетических проектах, в частности в финансировании «Ямал СПГ» (у «Новатэка» 60%, у CNPC и Total по 20%), где китайцы не спешат наращивать долю и предоставлять кредиты из-за возможных санкций. Ничего не поменялось и в вопросе вхождения китайских компаний в число контролирующих акционеров нефтяных и газовых месторождений, о чем вице-премьер Аркадий Дворкович говорил в феврале на Красноярском форуме.
Подписанное в Кремле российско-китайское соглашение «О сотрудничестве в области обеспечения международной энергетической безопасности» является беспрецедентным: оно не только закладывает основу для создания каналов связи по предотвращению киберинцидентов (такие каналы есть между РФ и США в соответствии с соглашениями 2013 года), но и фиксирует общие подходы Москвы и Пекина к вопросам информационной безопасности (в частности, защиту суверенных прав государств в национальных сегментах интернета) и готовность выступать совместно на международных площадках вроде ООН и Международного союза электросвязи.
Очевидно, что адресаты документа – США и Корпорация по управлению доменными именами и IP-адресами (ICAAN), которые Россия и Китай пытаются склонить к интернационализации и повышению прозрачности глобальной системы управления интернетом. Впрочем, максимальная угроза, на которую способны Москва и Пекин (в тексте она не выражена, но ее перед подписанием озвучивали российские чиновники в кулуарах профильных международных конференций), – создание собственного параллельного интернета, что США и их союзников явно не сильно пугает. К тому же в реальности сам Пекин явно не грозит желанием дополнительно отрезать себя от глобальной сети, которая становится все более важным драйвером роста китайской экономики.
Путь в будущее
В сухом остатке ближе всего к практике находятся несколько документов, да и то каждый из них лишь начало долгого пути. Среди коммерческих документов самый значительный блок посвящен доступу российских компаний к китайским финансовым площадкам и инструментам, прежде всего – кредитным линиям в юанях. Цель ухода от доллара и евро во взаимных расчетах ставится Москвой и Пекином по крайней мере с середины 2000-х годов. На фоне западных санкций и дискуссий в Вашингтоне о возможном отключении крупнейших российских банков от корреспондентских счетов в США и ЕС в случае эскалации ситуации на Украине перевод операции в альтернативные валюты становится жизненной необходимостью. Проблема в том, что валюта крупнейшего торгового партнера России по-прежнему не является свободно конвертируемой – Народный банк Китая сохраняет контроль над многими операциями по счету капитала, а переход юаня к режиму свободной конвертируемости ожидается никак не раньше 2020 года.
Тем не менее Россия все равно движется в сторону большего использования юаня. По словам Владимира Путина, на начало 2015 года доля операций в национальных валютах составляет 7% от объема торговли. Ряд подписанных 8 мая документов – очередной шаг в этом направлении. Так, соглашения о кредитах в юанях подписали Сбербанк (линия на 6 млрд юаней от Государственного банка развития Китая), ВТБ (12 млрд юаней от Государственного банка развития Китая и 3 млрд от Экспортно-импортного банка Китая) и ВЭБ (3,9 млрд юаней от Экспортно-импортного банка Китая на металлургический проект в Кемеровской области).
Кроме того, Российский фонд прямых инвестиций (РФПИ) подписал соглашения о создании совместного инвестбанка со структурами группы CITIC для вывода российских компаний на китайские площадки, а с China Construction Bank – о совместном долговом механизме, который облегчит китайским инвесторам вложения в проекты на территории РФ. Если еще недавно Москва мечтала уходить от доллара для наращивания доли рубля в международных расчетах, то сейчас речь идет в основном об укреплении позиций юаня (это укладывается в долгосрочную стратегию КНР по популяризации своей валюты) – теперь для российских компаний это может быть вопросом выживания в кризис, а не вопросом престижа.
Для Пекина, пожалуй, самым важным документом стало совместное заявление РФ и КНР о сопряжении строительства Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП). В китайских экспертных кругах высказывались опасения, что выдвинутая в сентябре 2013 года инициатива ЭПШП, которая стала главной внешнеполитической концепцией Си Цзиньпина, будет воспринята Москвой как угроза российским позициям в Центральной Азии и главному геоэкономическому проекту президента Путина – ЕАЭС.
Сложности начнутся в тот момент, когда Россия начнет переводить политическую декларацию о совместимости ЕАЭС и ЭПШП в практическую плоскость. Расчет Москвы – взять у Китая деньги на строительство инфраструктуры в рамках Шелкового пути (в одноименном фонде – $40 млрд) в обмен на инструменты Таможенного союза и свое символическое «согласие» на участие в ЭПШП других стран Центральной Азии, входящих в ЕАЭС. Как непросто идут переговоры по инфраструктурным проектам с Китаем, уже можно убедиться на примере ВСМ Москва – Казань (очередной меморандум по нему также подписан 8 мая). У правительства РФ есть понимание, что кроме как в Китае денег на эту дорогу взять неоткуда, а опыта реализации подобных проектов у РЖД нет (в Китае построено почти 20 тысяч км высокоскоростных железных дорог, а в РФ – ни одного), но тем не менее Россия упорно настаивает на значительном участии своих компаний и локализации до 60% технологий.
С другой стороны, Россия надеется, что Китай будет строить инфраструктуру в Европу в основном через ее территорию. Однако через РФ идут всего два маршрута ЭПШП из шести, и Пекин явно намерен реализовать все шесть, чтобы загрузить свои предприятия и рабочую силу в условиях торможения экономики. На это рассчитывает Казахстан, через который должны пройти три маршрута ЭПШП. В отличие от Москвы Астана ориентировалась на подключение к китайскому проекту с момента его анонсирования.
В Пекине, похоже, все это понимают и будут договариваться со всеми странами ЕАЭС по отдельности – по крайней мере, Си Цзиньпин уже обсуждал вопрос участия Казахстана и Белоруссии в ЭПШП отдельно с Нурсултаном Назарбаевым и Александром Лукашенко в Астане и Минске.
Работа над ошибками
Пауза между визитом Си Цзиньпина и предстоящей поездкой Владимира Путина в Пекин дает возможность российскому руководству взглянуть на отношения с КНР в долгосрочной перспективе и попробовать на ходу внести коррективы в свою политику на китайском направлении. Следует понять, что у стран Центральной Азии могут быть собственные интересы в отношении Китая и, если Москва хочет делать ставку на сохранение влияния в регионе с помощью институтов вроде ЕАЭС, инициативы союза надо неформально обсуждать с партнерами и выступать с единой позицией, а не пытаться говорить от лица всех.
Во-вторых, надо понимать, что из-за проблем с Западом поворот к Китаю – это не тактика, а неизбежная политика в обозримом будущем, поэтому к ее планированию нельзя безответственно относиться как к тактическому маневрированию с посыланием эмоциональных сигналов Западу. От «дипломатии саммитов» с десятками необязательных к исполнению соглашений следует переходить к прагматичным договоренностям, основанным на долгосрочных расчетах и понимании того, что может происходить в Китае на том или ином рынке в перспективе (если «Газпром» подходил к отношениям с КНР именно так, он мог бы оказаться на рынках АТР уже в 2012 году и не испытывал бы сейчас таких проблем).
Наконец, неплохо бы уже научиться хорошо понимать Китай и выстраивать политику с учетом различных вариантов его развития – для этого России нужна своя экспертиза по Китаю хотя бы на уровне канадской, а лучше – австралийской.
Александр ГАБУЕВ, Carnegie.ru
Нашли ошибку в тексте - выделите и нажмите ctrl enter